Про детей
В детстве переполняющие вас чувства должна была контейнировать мама.
Вы приходили к ней со слезами на глазах, с жалобами, как несправедлив мир и как болит коленка. Она гладила вашу коленку, причитала «У собачки боли, а у дочки не боли». Потом прижимала вас к себе и шептала: «Тебе так больно! Так обидно моей девочке!»
Вот это обычный пример контейнирования из жизни. Так надо делать.
Не надо делать так: «Что ж ты носишься, как угорелая? Это вообще не болячка, так – ерунда!»
Почему контейнирование – правильно, а второй вариант – неправильно?
Я скажу.
Потому что задача родителя не только воспитать ребенка решительным и стойким. Надо еще надо научить чадо понимать самого себя.
Вы видели глаза ребенка, когда он переживает что-то плохое? Или увидел что-то страшное? В этих глазах видно, что душа полна беды и страдания. Ребенок не знает, что с этими страданиями делать. Он их оставляет в себе. Такими, как они есть. А потом вырастает с ними. Только они трансформируются в проблемы с нервами, или даже в соматические заболевания.
Так что – не стесняйтесь, мамы-папы, работать контейнером переработки чувств вашего ребенка. Он вам – свою боль, вы ему – озвучивание того, что сейчас с ним происходит и как вы его понимаете.
Чем опасно контейнирование?
Многие тревожные мамочки считают, что их «миссия» – фактически впитывать весь негатив ребенка. Учить чадо делать выводы и справляться с эмоциями, и жалеть свою психику им в голову не приходит.
И что мы имеем в результате? Избалованных детей, не способных самостоятельно пережить малейшую неприятность. Привязанных к мамочке на годы, этой самой страшной эмоциональной зависимостью. И нервных мам, которые уже стали переполненными контейнерами.
У меня у самой дочка – не подарочек. Иногда мне кажется, что это маленький вампирчик, который «сливает» негатив в меня, как, извините, в помойную яму. К счастью, я более-менее с этим спраляюсь – мне помогают йога, медитация, и иногда – бокальчик винишка перед сном))). А как быть другим мамочкам?
Принять эмоции – это лишь первый шаг. Второй шаг – привести ребенка к верному выводу, помочь чему-то научиться, чтобы справиться с проблемой. Той самой, которая стала причиной негатива.
Как «контейнировать» правильно и без вреда для себя и ребенка?
Шаги правильного контейнирования:
1. Маме – успокоиться, убрать оценивающее состояние и панику, ощущать только любовь к ребенку и спокойствие.
2. Обнять ребенка, погладить, поцеловать (в ушибленный пальчик, например);
3. Постараться понять, какую главную эмоцию испытывает сейчас ребенок, и назвать ее, вместе с причиной «ты сильно обижен на…», «ты очень зол из-за…», «ты сильно испугался» и так далее.
4. Планирование/решение – можно сказать: «Давай придумаем, что можно сделать сейчас», «Давай подумаем, что ты (мы) можешь попробовать сделать в следующий раз».
5. Если ребенок сам чем-то виноват, вы должны добаить, когда он уже успокоился: «Ты сильно обиделся, … но толкать Сашу (Лену) нельзя», «Я понимаю, разозлился, но кидаться песком я не разрешаю».
Вашему чаду будет легче сделать выводы, успокоиться, и даже принять запрет, если он будет чувствовать, что его понимает и поддерживает самый главный человек его жизни – мама.
Контейнирование – не рецепт от 100 бед. Дети пойдут в сад или школу, и там будут и и страхи, и обид, другие эмоции. Но если они научатся с ними справляться, все будет хорошо!
Примечания
Мне не нравится называть ребенка “он” , но здесь я решился на это, чтобы избежать назойливого повторения “он/она” [“he/she”, политически корректное указание на человека, пол которого не играет роли или неизвестен. – Прим. перев.] на протяжении всего доклада.
Здесь под “объектом” Винникотт подразумевает то, что в психике ребенка представляет родителей, или то, что в психике пациента представляет аналитика.
Винникотт совершенно отчетливо говорит о том, что для матери нормально иногда ненавидеть своих детей. Вот его слова об этом: “Мать должна уметь переносить ненависть к своему ребенку, ничего с этим не делая. Она не может продемонстрировать ему этой ненависти. … Наиболее замечательная особенность матери – ее способность терпеть столь ощутимый ущерб от своего ребенка и ненавидеть его столь сильно, не отплачивая ему той же монетой; а также ее способность ждать компенсации, которая может последовать – а может и не последовать – позже” (1949: 74).
После сеанса, не во время его, я отметил, что моя фамилия совпадает с названием хорошо известного типа окон в Великобритании. Даже если бы я отметил это в ходе сеанса, я бы, вероятно, не использовал данное наблюдение в интерпретации. Но оно заставило бы меня слушать внимательней. Это, возможно, помогло бы мне прийти к тем же выводам немного быстрее.
Клинический пример
Я вкратце представлю здесь клинический пример ребенка, с которым меня попросили вести “дополнительные занятия по чтению с психотерапевтическим подходом”. Девочку направил ко мне аналитик ее матери. (Работу с этим ребенком я описал в своей второй книге, “Дальнейшее обучение от пациента”, в главе “”Ребенок указывает путь”.) У девочки, которую я назвал Джой, было два брата, старший и младший, и не было сестер. К моменту нашей первой встречи ей исполнилось 7 лет. Я узнал от направившего ее аналитика, что ее матери было очень трудно смириться с тем, что у нее родилась дочь, она открыто обожала своих сыновей, но по отношению к Джой вела себя холодно и отчужденно. Я также услышал, что мать не могла выдержать, когда Джой заставляла ее чувствовать ненависть к себе, выказывая свою ненависть по отношению к ней. Поэтому она, вместо того, чтобы устанавливать пределы допустимого и выдерживать приступы ярости, следующие за ее попыткой сказать дочери “Нет”, попустительствовала Джой. В результате Джой позволялось делать все, что она хотела, и получать все, что она хотела. Поэтому Джой стала по-настоящему “испорченным ребенком”.
Неудивительно, что в ходе моей работы с ней Джой подвергла меня весьма суровым испытаниям и стала со мной очень требовательной. Когда же я говорил “Нет”, она сердилась. Она сердилась иногда настолько сильно, что начинала пинать меня или пыталась укусить меня или оцарапать.
К счастью, ее мать разрешила мне вести себя с Джой строго, поэтому она была готова услышать вопли Джой, иногда доносившиеся из моего кабинета. Затем было несколько случаев, когда я вынужден был держать беснующуюся Джой, пока она не успокаивалась.
Я обнаружил, что могу держать Джой таким образом, что она не может пнуть, оцарапать или укусить меня. В такие моменты она начинала кричать: “Отпусти, отпусти!”. Каждый раз я спокойно отвечал на это: “Не думаю, что ты уже готова сдерживаться (hold) сама, поэтому я собираюсь держать (hold) тебя, пока ты не будешь готова сдерживаться самостоятельно”.
В этих случаях, а их было несколько в ходе первых месяцев моих занятий с ней, Джой всякий раз кричала “Отпусти, отпусти”, но от раза к разу все менее решительно. Тогда я стал говорить ей: “Думаю, ты уже, наверное, готова сдерживаться сама, но если нет, я снова буду тебя держать”.
После этого Джой успокаивалась, и всякий раз, когда это случалось, она затем шла на сотрудничество и начинала заниматься каким-нибудь творчеством. Это повторилось несколько раз, и Джой продемонстрировала, что начала обретать со мной безопасность нового типа. Что бы не казалось ей в себе неподвластным контролю “чудовищем”, с которым не могла справиться ее мать, она чувствовала, что я могу справиться с этим. Таким образом она оказалась способной перенимать что-то от моего сдерживания (holding), что помогало ей сдерживать себя. Ее взгляд на себя стал меняться, и вместе с этим изменилось ее поведение.
Следует отметить, что вышеизложенный пример взят из моей работы в качестве коррекционного педагога (до того, как я прошел обучение психоаналитическому способу работы) с ребенком, который в свои почти семь лет еще не умел читать. В то время, такое физическое удерживание ребенка учителем в определенных обстоятельствах рассматривалось как вполне приемлемое и не считалось подозрительным. В наши дни предпринимаются шаги, чтобы защитить детей от актуального или потенциального злоупотребления (abuse). Все же, этот случай иллюстрирует, что в каких-то ситуациях ограничения являются важнейшей частью удерживания. Это верно и для психоаналитической работы. Но в аналитической работе мы должны найти способы контейнирования пациента посредством слов и через характер нашего отношения и присутствия на сессии. Мы не должны прибегать к физическим мерам,поскольку в совершенно другом сеттинге психоанализа и психотерапии они неприемлемы.
Контейнирование — навык из детства
Способность не разрушаться от собственных эмоций тренируется у малыша с помощью родителей.
Если ребенок пришел в эмоциональное возбуждение, то значимый взрослый объясняет ему, что происходит с ним, успокаивая малыша.
Представим ситуацию, когда малыш упал и разбил коленку. В идеальном варианте мама скажет: «Тебе больно. Ты расстроился, что так быстро бежал и упал. Скоро пройдет, давай подуем на коленку».
В не идеальном варианте мама скажет: «Я же тебе говорила, что не стоит бегать! Это потому что ты меня не слушаешься!». В этом случае мама неосознанно транслирует своему ребенку, что выражать свои чувства опасно! Мама их не принимает, а заставляет чувствовать вину за их выражение.
Или: «Вот какая дорога не хорошая! Неровная и с ямами. Заставила нашего малыша плакать, давай ее ударим, вот она какая плохая!». Тут мама неосознанно показывает ребенку способ, чтобы успокоиться, надо сразу найти виноватого. Если у тебя сложно переносимые чувства, то, значит, кто-то виноват.
Или: «Ты чего плачешь? Мальчики не плачут! Ерунда какая, просто царапина, а ты ревешь!»
Последние 3 высказывания мамы не учат ребенка разобраться со своими чувствами. Они, скорее всего, подавляются, остаются не замеченными. Здесь мама не являлась тем спасительным контейнером, который нужен малышу.
Когда такой ребенок вырастет, у него могут быть проблемы с самоконтейнированием, т.е. самостоятельным контейнированием своих чувств.
Также, задача мамы быть «устойчивым» контейнером:
- не быть ригидным контейнером, когда мама транслирует:»Я не понимаю, что с тобой».
- не быть хрупким контейнером, когда мама сама пугается чувств ребенка, не может их выдержать
Случай, когда дочка рассказывает маме о потерянных ключах, а мама впадает в ужас, представляя, как грабители попадают в дом. И мама сама рассыпалась в своих страхах, не говоря уже о том, что должна была сама выступить в роли контейнера для дочки.
Следующий клинический пример
Теперь я опишу часть своей работы с пациентом, который чувствовал, что оба его родителя серьезно его подвели. Отметьте, пожалуйста, что я затрону только те моменты, которые касаются темы моего доклада.
Я буду называть своего пациента г-н А. Он появился на свет в результате поздней и незапланированной беременности. Его мать уже имела четырех детей, младшему из которых было 7, когда родился г-н А. Его отец был алкоголиком, редко способным (если способным вообще) на то, чтобы поддержать мать г-на А
или уделить внимание своему последнему ребенку. Отец умер, когда моему пациенту шел второй десяток
Г-н. А. вырос, опасаясь что-либо требовать от своей матери. Однако когда время от времени он все же осмеливался делиться с ней своими огорчениями, зачастую у него создавалось впечатление, что она не способна выдержать даже самую естественную его потребность в ней как в матери.
В результате г-н А. начал чувствовать, что его оказалось для матери чересчур много. Поэтому он пытался защитить ее от того, что на самом деле чувствовал, и, в частности, от всех своих насущных потребностей. Он часто ненавидел ее, но притворялся, что любит. Подобным же образом он чувствовал, что мать часто притворяется, что любит его, тогда как он ощущал, что на самом деле она его ненавидит. И он начал воображать, что она не хотела, чтобы он родился.
Чтобы избежать ужасающих последствий своей ненависти – и предполагаемой ненависти матери – г-н А. научился быть хорошим ребенком, помощником, хотя это ощущалось как поверхностное отношение и фальшь. Г-н А. стал боятся того, что быть нуждающимся в чем либо. Также он стал бояться критически относиться к другим, и особенно опасался своего гнева. Он чувствовал, что гнев этот будет смертоносным.
В связи с этим г-н А. рассказал мне ключевое воспоминание своего детства, которое относилось ко времени, когда ему было 4 года. Он помнил, что больше всего ненавидел своих родителей, когда они дрались. В одном таком случае, когда они дрались в соседней комнате, он начал думать, что они собираются убить друг друга, потому что шум был ужасный. Внезапно драка прекратилась, и наступила мертвая тишина. Г-н А. сразу же подумал, что он убил своих родителей, потому что слишком сильно ненавидел их, когда они дрались. В панике он побежал за помощью к соседям и сказал им, что родители мертвы. Позже он вспомнил, что был жестоко наказан родителями за то, что привлек посторонних к тому, что происходило в семье.
Долгое время г-н А. постоянно и настойчиво изучал мое лицо в течение каждого сеанса. Также он внимательно прислушивался к моему голосу, улавливая знаки, указывающие, как он полагал, на мое “настроение”. Скоро стало ясно, что он почти все время ожидает, что я буду его критиковать, отвергать его, буду с ним нетерпелив, буду на него сердиться, и так далее, и тому подобное. Сколь бы теплые чувства я по отношению к нему ни испытывал (хотя я никогда ему этого не говорил, тщательно избегая утешений), он ни разу не осмелился поверить, что я могу хорошо к нему относиться.
Однажды во время сеанса (шел третий год анализа) г-н А. внезапно обрушился на меня ; он заговорил со мной (точнее, выговаривал мне) совсем не так, как раньше. Он сказал следующее:
“Я пришел к выводу, что как аналитик Вы совершенно бесполезны. Я абсолютно ничего не получил от этого анализа. Это была совершенно пустая трата времени. Вы дрянной аналитик: по крайней мере, для меня. Может быть, Вы приносите какую-то пользу другим людям, но мне Вы никакой пользы не принесли”.
В этом духе г-н А. продолжал высказываться большую часть сеанса. Он никогда не говорил со мной подобным образом, и я никогда не слышал, чтобы он так говорил с кем-то другим. Обычно он был очень озабочен тем, чтобы подстроиться к собеседнику, стараясь угодить, не надоедать, ничего не требовать и уж точно не выказывать никакой критики.
Внутренняя супервизия
Я обнаружил, что припоминаю, что недавно г-н А. несколько раз заговаривал о работах Винникотта. Он высказывался в том духе, что чувствует, что понимает ранние переживания детей так, как, по-видимому, большинство остальных людей их не понимают. Поэтому я задался вопросом – насколько хорошо я понимаю детские переживания г-на А.? Затем я обнаружил, что у меня возникла ассоциация с тем, что г-н А. говорил о своем страхе разрушить Джейн, и припомнил, чту Винникотт писал о потребности ребенка “разрушить объект” – чтобы затем смочь обнаружить, что объект выдержал это “разрушение”. .
Затем я сказал: “Думаю, что ключевой здесь является та мысль, что Вы могли разрушить Джейн этим глубоким внутренним “Нет”, которое Вы обнаружили внутри себя. Это напомнило мне о высказывании Винникотта по этому поводу: что человеку требуется смочь разрушить объект в своей психике, а затем обнаружить, что объект выдержал это разрушение”.
.
Г-н А. сказал: “Да, это действительно ощущается таким образом”.
Я поразмышлял над этим и затем сказал: “Я полагаю, Вы были неспособны рискнуть и разрушить в своей психике мать или отца, поскольку Вам, вероятно, казалось, что они слишком хрупкие, чтобы рискнуть и проделать это с ними. Я думаю, это могло оставить у Вас ощущение, что они способны выжить, только если Вы будете постоянно защищать их от того в Вас, что, как Вы стали верить, разрушило бы их”.
Г-н А. согласился со мной и продолжил исследовать эту тему. Своего отца он воспринимал как развалину на протяжении почти всего своего детства.
В чем смысл?
Смысл этого – в том, чтобы помочь и своему чаду, и себе пережить, перемолоть негативные и сильные эмоции (страх, гнев, обиду, злость, раздражение). Например, ваш ребенок упал, ударился, громко орет. Вы можете сказать «ничего, до свадьбы заживет», но это мало поможет – малыш будет ныть, требовать жалости, внимания. А можете обнять, сказать «тебе больно и обидно», подуть на ранку. Минута-две, и малыш уже бегает, забыв о своей маленькой неприятности.
Контейнирование – не очередной тренд, а просто новое название того действия, которое использовали и сотни, и даже тысячи лет назад. Все любящие мамы – уж точно.
Небольшое обсуждение
Я далек от предположения, что мы сразу же приступили к работе с этим важнейшим переживанием. В лучшем случае нам лишь представилась возможность начать относится к нему иначе. Но по крайней мере г-н А. нашел способ побудить меня переосмыслить то, над чем мы так часто размышляли раньше. И на этот раз мы смогли продвинуться настолько, что увидели, что проблема оказалась встроенной непосредственно в аналитическое отношение. Теперь стало ясно, что я тот человек, которому необходимо столкнуться с “Нет” моего пациента. И он осмеливался говорить мне: “Нет, Вы все еще упускаете основной момент
Вы не понимаете самого важного”
Но, отталкиваясь от этого, стало возможным пересмотреть центральные для г-на А. взаимоотношения и увидеть, каким образом каждое из них – каждое по-разному – нуждалось, на его взгляд, в его защите стороны от его собственного “Нет”, которого, как он чувствовал, эти отношения не выдержали бы.
Как мать г-на А., так и его отец казались ему балансирующими на грани выживания. Разве мог он решиться и позволить себе испытать самую естественную и обычную для детей фантазию о том, что их родители могут показаться уязвимыми перед тем, что ребенок ощущает как свое всемогущество? Только после полноценного прохождения через эту фантазию, когда объект выживает, не распадаясь и не мстя, становятся возможными отношения нового типа. Только тогда обнаруживается, что объект располагает своей собственной силой, а не только той, что будто бы ему передается (при защите от того, что, предположительно, окажется для него чересчур много).
Итак, в рамках аналитического отношения, г-н А. начал интенсифицировать процесс испытания меня. Он говорил “Нет” моим попыткам понимания, пока в конце концов нечто от этого “Нет” из самых глубин не перешло в его отношение ко мне
Позволил ли я себе признать это и уделил ли этому внимание, или же я продолжал игнорировать то, чем нам более всего следовало заниматься? Было ли наконец уделено должное внимание каплющей трубе?
Контейнирование на примере Арнольда Минделла
Здесь как раз и пригодятся истории Минделла. Семнадцатая история поднимает вопрос о взаимосвязи Мировых процессов и процессов в небольших группах и отдельных личностях. Восемнадцатая история демонстрирует пример использования внутренней работы с внешними конфликтами.
Если присмотреться внимательней к тому, что описывает Минделл в восемнадцатой истории, то можно увидеть явное сходство с тем, как Бион описывал процесс контейнирования. Проявление отторгаемых бета-элиментов можно встретить в таких фразах, как:
- «не в силах больше сдерживаться, я решительно обратился к женщине»
- «я потерял голову и пришел в ярость»
- «я набросился на начальника за их сегрегационную политику»
- «я был так разъярен, что решил больше никогда не пользоваться самолетами этой компании»
- «я не смог сдержать себя даже тогда, когда самолет стал взлетать»
- «в меня вселился бес»
- и т.д.
А то, как Арнольд Минделл описывает свою внутреннюю работу, очень похоже на проявление альфа-функции:
Другими словами, он принял внутрь своей психики тот сегрегационный конфликт, что существовал во внешнем «поле» и стал с ним работать, контейнировать его. Результатом такой работы стали разительные изменения как в самом Арнольде, так и в окружающей действительности.
Как развивать способность контейнирования
Похоже, что способность контейнировать во многом зависит от степени разрешённости внутренних конфликтов. Соответственно, чем больше в психике человека внутренней несогласованности и противоречий – тем хуже работает его альфа-функция. Получается замкнутый круг: для разрешения внутренних конфликтов необходима альфа-функция, но она оказывается плохо развитой именно из-за этих противоречий.
Выходом из этого замкнутого круга может стать работа с психологом. Многие мои коллеги полагают, что лучшим способом развития контейнирования является личная терапия. Она часто способствует большему принятию себя и окружающей действительности, помогает разрешению внутренних конфликтов. А во взаимодействии с терапевтом, обладающим хорошей альфа-функцией, клиент и сам доращивает эту способность в себе.
Однако, личная терапия не является ни единственным методом, ни панацеей. Далеко не все терапевты обладают хорошим контейнером, и даже самые продвинутые из нас не располагают абсолютной альфа-функцией (18-ая история с Минделлом это отлично демонстрирует). С другой стороны, клиенты могут становиться зависимыми от своих терапевтов и вместо того, чтобы развивать способность к контейнированию для переработки своих переживаний, бесконечно используют альфа-функцию психолога.
В идеале развитие способности контейнирования начинается в раннем детстве, может продолжаться в психотерапии, но ею не должно ограничиваться
Самостоятельная работа здесь, похоже, играет решающее значение и независимо от того, насколько развита альфа-функция человека, важно использовать её для внутренних изменений.. Способность контейнировать тесно связана с такими качествами человека, как внимательность, самообладание, восторг, сострадание, непосредственность, юмор, отрешённость… Всем тем, что составляет глубинную суть процессуальной психотерапии и в ней именуется «метанавыками»
В связи с этим в завершении этого текста я хочу поделиться фрагментом книги Минделлов «Вскачь задом наперёд», посвящённым обучению процессуальной работе.
Способность контейнировать тесно связана с такими качествами человека, как внимательность, самообладание, восторг, сострадание, непосредственность, юмор, отрешённость… Всем тем, что составляет глубинную суть процессуальной психотерапии и в ней именуется «метанавыками». В связи с этим в завершении этого текста я хочу поделиться фрагментом книги Минделлов «Вскачь задом наперёд», посвящённым обучению процессуальной работе.
Этапы контейнирования
Процесс контейнирования эмоций можно условно разделить на несколько последовательных этапов.
Устойчивость и присоединение
Когда ребенок приходит к родителю, чтобы выплеснуть свой негатив, родитель должен сам находиться в эмоционально устойчивом состоянии. Если он спокоен и уравновешен, то может выстроить конструктивный диалог с сыном или дочерью. Поэтому, прежде всего, необходимо войти в состояние эмоциональной устойчивости, а затем уже приступать к контейнированию эмоций малыша.
Прояснение
Когда ребенок начинает рассказывать о том, что с ним случилось и что его так расстроило, сосредоточьте свое внимание не на самом событии, а на эмоциях, которые он испытывает. Определите, что именно сейчас чувствует малыш (гнев, страх, обиду) и скажите это ему
Например, «Ты очень обижен», «Ты сильно рассердился», «Ты испугался».
Понимание
После того как вы назовете эмоцию, которую испытывает малыш, ему уже станет немного легче, потому что он увидит, что вы его понимаете. Теперь свяжите негативную эмоцию с событием, которое вывело ребенка из равновесия. Например, «Ты обиделся, когда этот мальчик не захотел с тобой играть», «Ты рассердился, потому что девочка отобрала у тебя машинку», «Ты испугался, когда из-за угла выскочила собака». На этом этапе чаще всего ребенок уже начинает успокаиваться. Он выплеснул свои негативные эмоции, его выслушали и поняли – можно расслабиться.
Планирование
На этом этапе необходимо определить дальнейшую стратегию. Здесь возможны два варианта. Первый – подумать, что можно сделать сейчас, чтобы разрешить ситуацию или успокоиться. Второй – решить, как поступать в подобном случае в следующий раз. Объясните малышу, как нужно вести себя в таких ситуациях, что можно делать и чего нельзя. Например, даже в порыве сильной обиды или гнева нельзя бить других детей.
Для того, чтобы успешно контейнировать эмоции ребенка, родителям необходимо научиться самим справляться со своими негативными переживаниями: давать им место внутри себя, признавать, что они есть, что это нормально и находить способы проживать их. Это навык, который можно и нужно развивать любом возрасте.
Что значит — переработать?
Я написала, что чувства другого человека надо переработать.
Это значит, что вы должны:
1) назвать их вслух
Что именно человек испытывает? Обида, ярость, злоба, грусть, горе, радость, счастье, восторг, восхищение. Масса всего! У меня даже есть словарь чувств, надо его будет найти и опубликовать.
2) помочь прожить
Красочно и интерсно во всех подробностях описать, что происходит в теле, в душе.
3) Убрать из тела
Если надо — поплакать, посмеяться, потопать ногами, погладить ушибленное место.
Иногда нужно более глубокое воздействие. Арт-терапия, телесная терапия и т.п. Но это уже другая история, не про контейнирование.
Очень важно! Важно соблюдать технику безопасности!Есть риск «забрать» в себя то, что вы сами не сможете переработать. Контейнирование не подразумевает самопожертвование!. Кстати, помня про термин «контейнирование», новые оттенки приобретает понятие «Кабинет психологической разгрузки»
Кстати, помня про термин «контейнирование», новые оттенки приобретает понятие «Кабинет психологической разгрузки».
Вот — техника безопасности: не берите в себя столько, сколько не сможете переварить. Ощутите момент, когда надо сказать: «Да, это так сложно! Тяжело! Давай поплачем вместе!» И переходите от слов к делу – выдыхайте, выплакивайте то, что не должно остаться в вас. И — дружными рядами к психологу вместе.
Нужно с огромным вниманием относится к себе. Разобраться в своих чувствах, прежде чем принимать чьи-то. Тогда зачем же нужно это контейнирование, если есть риск сделать себе хуже? Затем, что иногда именно такое ваше поведение жизненно необходисо второму человеку. Именно от вас он хочет увидеть понимание и принятие
Тогда зачем же нужно это контейнирование, если есть риск сделать себе хуже? Затем, что иногда именно такое ваше поведение жизненно необходисо второму человеку. Именно от вас он хочет увидеть понимание и принятие.
Что такое контейнирование?
Одной из главных родительских задач является принятие и переработка любых эмоций ребенка. Взрослые должны научить малыша справляться с негативными чувствами так, чтобы те не причиняли вреда ни ему самому, ни окружающим.
Мама выполняет функцию своеобразного контейнера, который принимает переживания малыша, перерабатывает их и возвращает ему в «удобоваримом» виде.
Например, ребенок играл на улице, упал и разбил коленку. Он прибегает к родителям, кричит и плачет, причем не столько от боли, сколько от обиды. Задача мамы – узнать у малыша, что с ним произошло, успокоить, посочувствовать ему, то есть забрать у него негативные эмоции и переработать их.
Вместо этого, некоторые мамы начинают кричать на ребенка, ругать его: «Я говорила тебе, что нельзя так носиться!» или просто отмахиваются: «Не ной, подумаешь – коленку разбил. Заживет!». Подобное поведение приводит к тому, что малыш не избавляется от своих отрицательных эмоций, а надолго застревает в них. А это плохо сказывается на его эмоциональной сфере и способности справляться с переживаниями.
Заключение
Как признавал Фрейд в «Толковании сновидений», задача состоит в изучении и понимании того, что скрыто и неизвестно. Путешествие длиной в столетие началось, когда Фрейд занялся детективной работой толкования символов сновидений, имевшей несколько когнитивный характер. Сегодня мы фокусируемся на интуитивном понимании текущих переживаний двух партнеров, находящихся во взаимодействии друг с другом, и на попытках контейнировать это переживание и превратить его в знание о взаимодействии. Мы стремимся сегодня к знанию о происходящем непосредственно в текущий момент аналитической ситуации, о конфигурации проекций и интроекций, о коммуникациях и вмешательстве агрессии в аналитический сеттинг.
