Симона де бовуар

Любовь и боль Бовуар

Сартр настаивал на прозрачности отношений и честно рассказывал все детали своих романов на стороне. Того же он ждал и от Симоны.

«Мать феминизма» часто брала себе в ученицы разных девушек, желающих изучить философию. Затем она сближалась с ними, иногда заводя сексуальные отношения. Но ее истинной целью было изучение природного женского магнетизма. Ей хотелось понять, что же так манит Жан-Поля к другим женщинам.

Одна из таких учениц-любовниц Симоны затем стала любовницей и Сартра. Это была Ольга Казакевич, в которую философ мгновенно влюбился. Она долго отвергала его, а он жаловался на это Симоне. Бовуар делилась в своих мемуарах: «Мучения, которые это все вызывало во мне, выходили за рамки обычной ревности».

В конце Второй Мировой войны и Симона, и Жан-Поль получили предложения жить и работать в Америке. Оба с радостью согласились. И…сразу же нашли себе любовников.

Свободная воля

Сартр был именно тем, о ком она грезила с детства: мужчина, рядом с которым можно всё время расти. Ничего, что являл он собой ходячий портрет Квазимодо: редкие волосы на крупном черепе, один глаз косит, другой с бельмом, и телосложение самое неказистое: щуплый, маленький, но уже с животиком, хотя было ему всего 23 года. Зато Сартр был проповедником ошеломляющих взглядов. Не зря на выпускных экзаменах философского факультета Сорбонны он получил первое место как человек выдающихся интеллектуальных способностей. А она, Симона, второе — как прирождённый философ.

Союз, который Жан-Поль предложил Симоне, являл собой идеальный брак двух интеллектуальных личностей. Никакого штампа и совместно нажитого имущества, никаких ограничений в сексуальной свободе, полное доверие и обязательство рассказывать друг другу самые потаённые мысли. Это и есть любовь — свободный выбор личности. Они много раз расставались, у них были любовники и любовницы, но манифест любви, придуманный Сартром, не отпускал их на протяжении почти всей жизни.

«Кто-то третий»

Первым пактом о свободных отношениях воспользовалась Симона — у нее начались отношения с русской аристократкой Ольгой Казакевич. Симона все рассказала Сартру и познакомила своих возлюбленных. Классического треугольника не получилось, вышла какая-то странная фигура: Ольга ушла к Сартру. Все зашло так далеко, что писатель сделал Ольге предложение руки и сердца; она отказала и Сартр утешился романом с ее сестрой Вандой. На склоне лет он удочерил свою молоденькую любовницу, Арлетту Элькаим и оставил завещание в ее пользу.

У Симоны тоже все время были отношения разной степени серьезности, самые долгие — с американским писателем Нельсоном Олгерном (с 1947 по 1964 год). И она тоже удочерила одну из своих юных подруг.

Книги на русском языке

• Второй пол. В 2 Т. / Пер. с фр., общ. ред. и вступ. ст. С. Г. Айвазовой, коммент. М. В. Аристовой. — М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. — 832 с. — (Библиотека феминизма).X.
• Мандарины = Les Mandarins / Пер. с фр. Н. А. Световидовой, статья, примеч. Н. И. Полторацкой. — М.: Ладомир, 2005. — 618 с. — (Литературные памятники). — 2000 экз. X.
• Воспоминания благовоспитанной девицы = Memoires d’une jeune fille rangee / Пер. с фр. М. Аннинской, Е. Леоновой. — М.: Согласие, 2004. — 496 с. — 5000 экз.
• Сила обстоятельств = Le force des choses / Пер. с фр. Н. Световидовой. — М.: Флюид, 2008. — 496 с. — (Роман с жизнью). — 2000 экз.
• Недоразумение в Москве / Пер. с фр. Н. Хотинской. — Москва: Э, 2015. — 208 с.
• Очень лёгкая смерть / Предисл. Л. Токарева. М.: Республика, 1992.
• Прелестные картинки / Пер. с фр. Л. Зониной
• Очень лёгкая смерть / Пер. с фр. Н. Столяровой
• Сломленная / Пер. с фр. Б. Арзуманян
• Нужно ли сжечь маркиза де Сада? Эссе / Пер. с англ. Н. Кротовской и И. Москвиной-Тархановой
• Трансатлантический роман. Письма к Нельсону Ольгрену 1947—1964. / Пер. с фр. И. Мягковой при участии А. Зверева, предисл. С. Ле Бон де Бовуар. М.: Искусство, 2003.

Второй пол

Некоторые феминистки подвергли де Бовуар кри­тике за то, что она всегда возвращалась к привыч­ной женской роли — преданной спутницы неверного Сартра. Но разве могла она, дочь такого же отца, по­ступить иначе? Она была своему мужчине подругой, матерью и соратницей, сносившей все вероломства. Вот и в тот раз Жан-Поль, бросивший очередную любовницу, лишь на время дал передышку Симоне. Такая у них была схема отношений: иногда он дарил ей немного своей любви, чтоб отдышалась, успокои­лась. Чтобы набралась сил перед новым витком бо­ли.

Никогда не рожавшая Симона всю свою жизнь провела словно в родовых схватках. И с каждым ра­зом они были сильнее. Зато, страдая, она искала от­веты на сложные, мучительные вопросы. Кто я? Что я в его жизни? Что вообще значит быть женщиной?

Так, в мучениях и терзаниях, родилась первая из ее критических работ, вышедшая во Франции в 1949 го­ду, — «Второй пол». Эта книга оказала воздействие на судьбы большего числа людей и послужила толчком для большего количества дискуссий, чем все, что вы­шло из-под пера Сартра.

«Второй пол» — биологиче­ское, социологическое, антропологическое, полити­ческое исследование, вышедшее в двух томах. В этой книге де Бовуар не обвиняла род мужской в том, что он всегда использовал женщину для своих социаль­ных и экономических потребностей. Она просто кон­статировала это. И ставила под сомнение тот факт, что домашнее хозяйство и материнство — непрелож­ная обязательная судьба женщины.

«Не многие ра­боты так схожи с сизифовым трудом, как работа домашней хозяйки; день за днем она моет посуду, вы­тирает пыль, чинит белье, но на следующий день по­суда опять будет грязная, комнаты — пыльные, белье — рваное. Домашняя хозяйка… ничего не создает, она лишь сохраняет в неизменном виде то, что существу­ет. Из-за этого у нее возникает впечатление, что вся ее деятельность не приносит конкретного Добра…»

Симона де-Бовуар

Успех книги был ошеломляющим. За первую же неделю было продано 22 000 экземпляров на фран­цузском языке. По всему миру она расходилась мил­лионными тиражами, ее переводили на десятки язы­ков.

Известная феминистка Элизабет Бадинтер так писала об этом процессе: «Симона де Бовуар освобо­дила миллионы женщин от тысячелетнего патриархатного рабства… Несколько поколений женщин откликнулось на ее обращение к ним: поступайте, как я, и ничего не бойтесь; завоевывайте мир, он — ваш… Она проложила нам дороги свободы».

Читателя-мужчину Симона де Бовуар подводи­ла к не такой уж сложной, по крайней мере в тео­рии, мысли: позвольте женщинам, если они смогут, жить так, как живете вы сами.

Но тем не менее боль­шинство мужчин при чтении этой книги ощущали резкий дискомфорт. Ведь была нарушена их святая вера в то, что женщины удовлетворены своей жиз­нью. Что женщины согласны с теми доводами, ко­торые подтверждают, что жизнь, которую они ве­дут, для них подходит более всего.

У «Второго пола» нашлось немало критиков. Уважаемые профессора рвали книгу на клочки. Писатель Альбер Камю при­шел в бешенство и кричал, что де Бовуар превратила французского мужчину в объект презрения и насме­шек. Католическая Франция негодовала от заяв­ления Симоны о том, что она поддерживает право женщины на законные аборты. Ее ругали и марксисты, и католики. Многие считали, что ее «чисто жен­ский» бунт был не обоснованием необходимости эмансипации, а свидетельством необузданной гор­дыни и издерганной души.

Отчасти они были правы — у Симоны никогда не было полного мира в сердце: «Желание жить жен­ской жизнью, иметь мужа, дом, детей, испытать чары любви не всегда легко примирить со стремлением добиться намеченной цели». Но она сознательно выбра­ла свой путь. И в отличие от многих других женщин понимала, что за это надо платить хорошую цену.

На пляже, 1965 год

Вторая любовь Симоны

В Чикаго она познакомилась и вступила в отношения с писателем Нельсоном Олгреном. Это была эмоциональная связь, но Симона была готова разорвать ее, чтобы вернуться к Сартру. Вот только тот уже был увлечен другой женщиной, и огорченная Бовуар осталась вместе с Олгреном.

Их отношения длились около 5 лет. Нельсон предлагал Симоне пожениться и жить вместе. Вот только она не могла принять это предложение, так как оставалась глубоко преданной Сартру.

Бовуар признавала, что Нельсон был единственной по-настоящему страстной любовью в ее жизни. В сексуальном плане он давал ей гораздо больше, чем Сартр. Но она не могла бросить своего философа.

Болезненные отношения Бовуар с Олгреном нашли отражение в ее романе «Мандарины». Нельсон был в ярости, когда прочел произведение. Он не хотел, чтобы все подробности их связи и их любовные письма были преданы огласке. В итоге даже заявил, что все это — плод фантазии Симоны, и на самом деле они лишь дружили.

Публикация в «Nouvel Observateur»

3 января 2008 года во Франции вышел в свет выпуск «Le Nouvel Observateur», посвящённый столетию Бовуар. На обложке номера была помещена фотография обнажённой Бовуар, отпечатанная с одного из кадров, сделанных Шэем в 1952 году. Сразу же разразился скандал. Ассоциация «Choisir la cause des femmes», созданная в своё время самой Бовуар, оценила действия журнала как погоню за наживой.Заместитель шеф-редактора журнала Мишель Лабро прокомментировал, что выбор фотографии был обусловлен содержанием выпуска, где рассматривался яркий нонконформизм Бовуар, её способность идти наперекор общественному мнению. Мотивы повышения продаж Лабро отверг. Участницы феминистских организаций устраивали пикеты у редакции журнала. Подвергалось критике также то, что фотография, помещённая на обложку была отретуширована. Также высказывались обвинения, что фото было снято тайком от самой Бовуар. Множество вопросов вызвал тот факт, что снимок обнажённой Бовуар был сделан не её любовником Олгреном, а другом Олгрена — Шэем. «Nouvel Observateur» был вынужден связаться с фотографом и попросить рассказать историю снимка.

Все оттенки любви

Бовуар и Сартр встретились летом 1929 года. Симона на тот момент была в отношениях с женатым мужчиной, Рене Махе. Рене неохотно познакомил свою любовницу со своим другом Сартром. Он знал, какое впечатление на женщин производит непривлекательный внешне, но соблазнительный своими речами и идеями Жан-Поль.

И действительно — Симона была словно загипнотизирована решимостью, активностью, интеллектом Сартра. А тот, в свою очередь, искренне восхищался ее красотой, но также признавал ее необычайные умственные способности.

Они вместе изучали философию, и на экзамене Сартр занял первое место, а Бовуар — второе, лишь немного уступив ему. Вот только Симона изучала философию всего 3 года, а Жан-Поль — 7 лет. Позже выяснилось, что экзаменаторы долго дискутировали, кому отдать первенство. Но в итоге все же выделили результаты Сартра.

Для Бовуар это не имело особого значения. Общение с Сартром и его друзьями открыло для нее новые грани жизни. Ей было очень весело с ними, и позже в мемуарах она писала: «Каким тесным казался мой маленький мирок по сравнению с этой огромной новой вселенной».

Интересно! Симона никогда не хотела выйти замуж. И, когда ее отец разорился, была даже счастлива, что он не сможет обеспечить ей приданое. В своем дневнике она писала с некоторой долей печали: «Я слишком умна, слишком требовательна и слишком изобретательна, чтобы кто-то мог взять меня замуж. Меня никто не знает и не любит. У меня есть только я».

Сартр никогда не предлагал ей брак. Он считал, что ему суждено стать великим писателем, и отождествлял себя с образом героя-одиночки. Ему была необходима свобода. Но Симоне он предлагал свою дружбу, свое наставничество и любовь. И она, на удивление, согласилась.

Бовуар казалось чудом, что она нашла такого же амбициозного мужчину, как она сама. И который разделял ее взгляды. В дневнике она записала: «Никогда я не была настолько жива и счастлива. Спасибо, дорогой Жан-Поль».

Однако было и еще одно условие их отношений — свобода и никаких ограничений. Они никогда не жили вместе, под одной крышей. И у них были параллельные связи с другими людьми.

Ее попытка номер три

Симона пыталась заглушить свою боль от токсичных отношений с Сартром в объятиях Клода Ланцмана, который был на 17 лет ее младше. В своих письмах Клоду она писала: «Ты моя первая абсолютная любовь. Я обожаю тебя всем своим телом и душой. Ты моя судьба, моя вечность, моя жизнь». И он был единственным, с кем она жила под одной крышей.

Однако она по-прежнему оставалась преданна своему Жан-Полю. Он продолжал влюбляться в других женщин, отрицая ревность и пропагандируя прозрачность отношений. В конце своей жизни он тяжело болел, и именно Симона была рядом с ним, ухаживая и заботясь о нем до его последнего вздоха.

Когда Сартр умер, то Бовуар тяжело смирилась с утратой. Она бросалась на его бездыханное тело и требовала, чтобы ее положили в больницу. Слишком сильным было ее горе…

Несравненная любовь

Что Сартра возбуждало по-настоящему — это расска­зы об изменах. Когда очередная любовница расска­зала ему, что один из ухажеров положил ей в такси руку между ног, он чуть не лопнул от восторга и возбуждения. Симона заметила это и взяла метод на во­оружение. С тех пор она постоянно описывала Жан-Полю свои романы, настоящие или вымышленные

Эта жалкая уловка помогала ей так долго владеть его вниманием

К примеру, она рассказывала ему о своей нежной дружбе со студенткой Бьянкой Бененфельд. Говорила, что ей шестнадцать, она красива и умна, что они ходили в турпоход и спали в одной крова­ти. Сартр, хоть и был увлечен Вандой, однако под­робности выспрашивал. А потом, не сдержавшись, на радость Симоне переметнулся от Ванды к Бьянке. Студентка не без интереса ему отдалась — а как же, ведь это был кумир ее обожаемой учительницы.

Правда, особого восторга от близости Бьянка не ис­пытала, вспоминая, что перед тем, как отправиться в кровать, коротышка-экзистенциалист долго мыл ноги в раковине, задирая сначала одну конечность, а потом другую.

Бовуар отнеслась к этой связи внешне благо­склонно, как и обычно. Но в письмах к Бьянке про­кололась, с горечью заметив, что нежность возникает между двумя, но не между тремя участниками.Не о Бьянке она, понятное дело, тосковала. Ей не хва­тало нежности ее мужчины, ее божества, ее кумира, который так редко возносил ее к небесам, предпочи­тая давить, «принуждая ползать по земле». Потому что будь женщина хоть трижды последовательница экзистенциальной философии, никогда у нее не по­лучится радоваться тому факту, что любимый снова предпочел не ее.

Жан-Поль тоже почувствовал грусть Симоны и выдал ей, как и всем своим женщинам, порцию то ли лести, то ли правды, то ли откровенной лжи — дурманящего коктейля, который всегда помогал ему держать любовниц на крючке. «Моя несравнен­ная любовь, — писал он. — Ты самая совершенная, самая умная, самая лучшая и самая страстная. Ты не только моя жизнь, но и единственный искренний в ней человек».

Симона воспряла и в начале 1940 года закрутила еще один романчик со своей ученицей и опять рус­ской — Натали Сорокиной. К Сартру снова полете­ли чувственные письменные отчеты — как она целуется с юной ученицей, как восхищается ее телом. Возлюбленный не реагировал, и тогда Симона — от нашего стола вашему! — посвятила девице свой ро­ман «Кровь других». Тут уж Сартр активизировался и переспал с Натали, получив от нее характеристи­ку: «воображает из себя гения».

Натали, кстати, не отличалась разборчивостью в связях. После Сартра с ней переспал еще один при­верженец экзистенциальной философии — пока он почивал после секса в отеле, Наташа вынесла оттуда простыни и полотенца, чем поставила любовника в не­ловкое положение перед администрацией.

А в марте 1942 года мать Сорокиной подала официальную жа­лобу на Бовуар в министерство образования. Мамаша настаивала на том, что преподавательница совратила ее несовершеннолетнюю дочь, как настоящая сутенерша подкладывала невинную девочку под своих зна­комых мужчин. Дело закрыли за недостаточностью улик, но Бовуар все-таки уволили из школы.

Сартр особо из-за карьеры своей подруги не пе­реживал. Он в это время был занят более важны­ми, на его взгляд, делами. Шел 1942 год, Париж был наводнен немцами, и Жан-Поль влился в движе­ние Сопротивления. Он увлекся политикой, придя к мысли, что в философии, касавшейся лишь личной свободы, может найтись место и для свободы поли­тической. Не имеет смысла говорить, что верная Си­мона опять поддержала его, вслед за ним став редак­тором.

В 1945 Сартр и де Бовуар выпустили первый номер журнала «Тан модерн», ставший самым влия­тельным левым периодическим изданием послевоенного времени. Симона была счастлива как никог­да — победа. Немцы разгромлены, соперницы тоже. Она снова с главным мужчиной своей жизни, кото­рый снова клянется, что любит только ее одну.

Цитаты[править]

Я оторвала себя от безопасного уюта надежной и определенной жизни ради моей любви к истине — и истина вознаградила меня.

Обманутая женщина начинает мыслить в категориях вечности.

Многие женщины хотят благодаря любви вернуться в детство. Мужчины хорошо знают, что слова: «Ты похожа на совсем маленькую девочку» — больше всего трогают женское сердце.

Нагота начинается с лица, бесстыдство — со слов.

Странный парадокс заключается в том, что чувственный мир, окружающий мужчину, состоит из мягкости, нежности, приветливости, — словом, он живет в женском мире, тогда как женщина бьется в суровом и жестком мире мужчины.

До какой-то степени — может быть, это звучит нескромно — я необходима ему. Внешне он очень независим, но внутри у него вечная буря и смута, а я его единственный настоящий друг, единственный человек, который его по-настоящему понимает. — из письма к Алгрену о Сартре

Говорят, что найти мужа — это искусство; удерживать его — это профессия.

Каждая по-настоящему влюбленная женщина — в большей или меньшей степени параноик.

Каждый ребёнок рождается божеством, а потом опускается до человека.

Любая влюбленная узнает себя в Русалочке Андерсена, которая из-за любви сменила свой рыбий хвост на женские ножки, хотя ступала при этом словно по ножам и иголкам.

Если ты проживёшь достаточно долго, ты увидишь, что каждая победа оборачивается поражением.

Никто не относится к женщинам столь надменно — агрессивно или презрительно, — как мужчина, опасающийся за свою мужественность. Те, кто не робеет среди себе подобных, скорее расположены признать себе подобной и женщину.

Рассеянному, случайному, множественному существованию разных женщин мифологическое мышление противопоставляет единую, застывшую Вечную Женственность; и если данному ей определению в чем-то противоречит поведение женщин из плоти и крови, виноваты в этом последние; вместо того чтобы признать Женственность отвлеченной категорией, женщин объявляют неженственными. Аргументы опыта бессильны против мифа.

Никто не поверит, сколько слез может поместиться в женских глазах.

Самый заурядный мужчина чувствует себя полубогом в сравнении с женщиной.

Психоаналитики определяют мужчину как человеческое существо, а женщину — как самку; каждый раз, когда женщина поступает как человеческое существо, они говорят, что она подражает мужчине.

Слово «любовь» значит не то же самое для разных полов, и в этом одна из главных причин взаимонепонимания, которое их разделяет.

Многие женщины способны полюбить только в случае, если они сами любимы. И наоборот, для того, чтобы влюбиться, им порой достаточно проявления любви. Девушка смотрит на себя глазами мужчины.

В глубине души мужчине нужно, чтобы борьба полов оставалась для него игрой, тогда как женщина ставит на карту свою судьбу.

Если любовь достаточно сильная, ожидание становится счастьем.

Женщина прощает все, зато часто напоминает о том, что простила.

Жизнь человека имеет смысл до тех пор, пока он вносит смысл в жизни других людей с помощью любви, дружбы, сострадания и протеста против несправедливости.

Чтобы старость не стала нелепой пародией на нашу жизнь, существует только одно средство — преследовать цели, которые придают смысл нашему существованию.

Женщиной не рождаются, ею становятся.

Дверь нараспашку

Недолго музыка играла — Сартра в качестве журна­листа пригласили на пару месяцев в Нью-Йорк, и там он немедленно влюбился в хорошенькую актрису Долорес Ванетти. Не отдаться знаменитому филосо­фу и герою Сопротивления та, конечно же, не мог­ла. «Долорес подарила мне Америку», — восторженно телеграфировал Сартр, и Симона поняла: надо ехать.

Она буквально выбила приглашение от нескольких американских университетов — так сильно ей хоте­лось встретиться с разлучницей. Долорес уже пако­вала чемоданы, готовясь улететь с Сартром в Париж, когда Симона явилась для серьезного разговора. Ак­триса струхнула, но скандала с мордобоем не после­довало — француженка с детства умела держать уда­ры, наносимые мужчиной, и в истерики по этому поводу не впадала. Она мило проговорила с Доло­рес до самого утра, попивая виски и упиваясь чув­ством жалости к себе. Затем, в лучших традициях мазохисток, призналась Сартру, что Ванетти ей по­нравилась — она теперь якобы полностью понима­ет своего любимого и одобряет его выбор.

А что еще ей оставалось? Все же не зря в своей книге о марки­зе де Саде она писала: «Бывает, жертва, смирившись со своей судьбой, становится сообщником тирана. Действуя заодно с мучителем, она превращает стра­дание в наслаждение, стыд — в гордость… Мучитель и жертва с удивлением, уважением и даже восхище­нием узнают о своем союзе». Симона действовала заодно со своим мучителем, снова и снова заявляя о том, что предпочитает сво­бодные отношения.

В подтверждение этого она тоже закрутила роман с американцем — писателем Нельсо­ном Альгреном. Их связь продолжалась семнадцать лет. Преимущественно в письмах. Симоне нрави­лось писать призрачному возлюбленному, находя­щемуся за много тысяч километров от нее.

Но к ко­му на самом деле она обращалась в своих посланиях? К Нельсону или все же к Сартру? «Я даже сплю, ожи­дая тебя. Мое сердце полно неутоленных желаний, которые мне радостны… Спокойной ночи, мой доро­гой, как нежно сегодня вечером я тебя люблю». Как ни настаивал на браке измученный Нельсон, переезжать в Америку Симона отказывалась. Она просто не могла уехать из Парижа, и причина была очевидна.

«Ты… должен знать, что может тебе пока­заться самонадеянным, в какой степени Сартр нуж­дается во мне. По сути, он очень одинок, разрываем внутренними противоречиями, беспокойный, и я его единственный настоящий друг, который понимает его, помогает ему, работает с ним вместе и дает ему не­который покой и утешение. Почти двадцать лет он де­лал для меня все: он помогал мне жить, он помог мне обрести себя, он принес ради меня много жертв… Я не могу покинуть его, я не могу оставлять его на долгое время и поэтому не могу отдавать всю свою жизнь никому другому. Мне неприятно снова говорить об этом. Я знаю, что навлекаю опасность потерять тебя, а я осознаю, что это может для меня значить».

Симона не уточняет, какие жертвы ради нее при­нес Сартр, и даже самым дотошным биографам труд­но их вычислить. Пока верная ему женщина уверяла всех, что он нуждается в ней, сам философ миловал­ся в Париже со своей американкой и горя не знал. Потом так же легко и весело променял ее на новую любовницу. Он даже ввел для своих женщин распи­сание: с кем и в какие дни встречается. Дамы не бун­товали — в конце концов в его сети попадали лишь те, кто безоговорочно ему поклонялся. Все же он был великим человеком, оригиналом, отказавшимся да­же от присужденной ему Нобелевской премии.

Единственное, в чем Жан-Поль нуждался, — это старые добрые рассказы Симоны о вожделении к другому партнеру. И на этот раз стареющая пассия угодила ему сверх меры. Она подробно описала свой роман с Альгреном в романе «Мандарины». После этого терпению Нельсона пришел конец, он прекра­тил с ней всякое общение.

До самой смерти Альгрен во всех интервью возмущался поступком Симоны. Даже перед самой кончиной, когда в 1981 году Нель­сона избрали в престижную Академию искусства и литературы, он не сдержался и вспомнил в интер­вью коварную Бовуар: «Я бывал в борделях по все­му миру, и женщина всегда закрывает дверь, будь то в Корее или в Индии. Но эта женщина открыва­ет дверь нараспашку, приглашая смотреть публику и прессу… У меня нет зла на нее, но я считаю, что это было оскорбительное действие с ее стороны».

Плевать Симоне было на то, оскорбительно она себя вела или нет по отношению к другим парням. Она готова была «навлекать на себя опасность», те­рять всех мужчин, лишь бы ее не покинул один-единственный.

Стала сутью

В Париже, в университете Сорбонна (фр. la Sorbonne) Симона знакомится с тогда ещё никому не известным Жаном-Полем Сартром
, идеологом и точнейшим проводником всех экзистенциальных идей того времени. Симпатия быстро перерастает в крепкую привязанность друг к другу.

Вместо руки и сердца Жан-Поль предлагает Симоне заключить «Манифест любви»: быть вместе, но при этом оставаться свободными. Симону, которая больше всего на свете дорожила своей репутацией свободно мыслящей, такая постановка вопроса вполне устраивала, она выдвинула лишь одно встречное условие: взаимная откровенность всегда и во всём — как в творчестве, так и в интимной жизни.

Сартр никогда не скрывал, что в жизни боялся только одного: потерять Симону, которую называл своей сутью. Но вместе с тем уже после двух лет знакомства ему показалось, что их отношения слишком прочны, «безопасны», подконтрольны, а значит — несвободны.